ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ ГОУ ВПО «НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

ОБРАЗЫ РОССИИ, ЕЕ РЕГИОНОВ

В ИСТОРИЧЕСКОМ И ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ

ПРОСТРАНСТВЕ

Материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием,

посвященной 75-летию Новосибирского государственного педагогического университета

(17–19 ноября 2010 г.)

Под редакцией В. А. Зверева

Новосибирск 2010

УДК 94(47)(082) Печатается по решению ББК 63.3(2)я43 Редакционно-издательского совета НГПУ О-234

Редакционная коллегия: В. А. Зверев, доктор исторических наук, профессор (ответственный редактор);

Н. Н. Родигина, доктор исторических наук, профессор; К. Б. Умбрашко, доктор исторических наук, профессор; К. Е. Зверева, кандидат исторических наук, доцент;

О. М. Хлытина, кандидат педагогических наук, доцент

Рецензенты: доктор исторических наук, главный научный сотрудник

Института истории Сибирского отделения РАН А. А. Николаев;

кафедра отечественной истории Новосибирского государственного педагогического университета

Образы России, ее регионов в историческом и образовательном простран-

стве : материалы Всероссийской научно-практической конференции с междуна-родным участием, посвященной 75-летию Новосибирского государственного педа-гогического университета (17–19 ноября 2010 г.) / под ред. В. А. Зверева. – Новоси-бирск : Изд. НГПУ, 2010. – 358 с.

О-234

ISBN 978-5-85921-803-5 В сборнике помещены тексты выступлений участников конференции, посвященной 75-летнему

юбилею крупнейшего на востоке России Новосибирского государственного педагогического уни-верситета (до 1993 г. – педагогический институт). Материалы отражают результаты научных ис-следований по истории, культурологии, теории и методике обучения истории, экспериментально-педагогической работы профессоров и преподавателей, аспирантов и соискателей, студентов Ин-ститута истории, гуманитарного и социального образования НГПУ, а также ученых и преподавате-лей из вузов и академических учреждений Санкт-Петербурга, Новосибирска, Волгограда, Омска, Барнаула, ряда других городов России и Украины. Большинство работ объединено общей темой: «Образы России и российских регионов как интеллектуальные конструкты, предметы социокуль-турного дискурса в историческом прошлом и настоящем». Анализируются историография и источ-ники, методология изучения различных аспектов этой темы. Характеризуются символы и места памяти России, Сибири, Кавказа, Урала, Хакасии, Тамбовской и Тульской областей, Притомья, Ал-тая в культуре и историческом сознании современников; роль образов исторических деятелей и выдающихся событий в конструировании национальной и региональной идентичностей. Образы исторического прошлого России, ее регионов представлены как феномен сознания школьников и студентов, содержательный элемент современного исторического и социально-гуманитарного об-разования в школе и вузе. Нашли отражение психолого-педагогические основы позиции учителя, актуализирующего образы России в гуманитарном образовании; современные педагогические тех-нологии и методики создания образов прошлого при изучении истории; зарубежный опыт форми-рования представлений учащейся молодежи о России.

Представленные работы могут быть востребованы специалистами в области российской и всеобщей истории, культурологии, теории и методики обучения истории, а также преподавате-лями, аспирантами и студентами гуманитарных факультетов вузов.

УДК 94(47)(082) ББК 63.3(2)я43 © ГОУ ВПО «Новосибирский государственный

ISBN 978-5-85921-803-5 педагогический университет», 2010

2

СОДЕРЖАНИЕ

ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ КУЛЬТУРНО- ГЕОГРАФИЧЕСКИХ И ИСТОРИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ . . . . . . . . . . . . . . . . . 7Белгородская Л. В. Теоретические основы исторической имидженологии . . . . . . . . 7Боброва Н. В. Историческая биография как метод формирования образов прошлого нашей страны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 10Виноградов Б. В., Калинин Д. А. К проблеме мифологизированных интеллектуальных конструктов в современном научном кавказоведении . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 11Горьковская З. П. Восприятие образа прошлого в контексте категории «картина мира»: аспект сравнительного анализа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15Дёмин М. А. К вопросу об источниках формирования образа сибирских аборигенов 19Ерохина Е. А. «Европа» или «Евразия»? Проблема выбора цивилизационных основа-ний российской идентичности в оценках представителей научного сообщества . . . . 23Ивонина О. И. Образ исторической судьбы России в христианской историософии вто-рой половины XIX – середины XX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26Менщиков В. В. Локальный объект в историческом познании . . . . . . . . . . . . . . . . . 30Моисеева А. Ю. Мессианство как образ и явление русской культуры . . . . . . . . . . . . 33Разбегаева Л. П. Образ современного культурно-исторического пространства: ценно-стный аспект . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35Рыженко В. Г. Коммуникативная и исследовательская роль в конструировании образов Си-бири межрегиональных и всероссийских научно-художественных проектов начала XXI в. 40Самарский А. Н. Классификации ценностей в современной философии образования и теории педагогики . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 44Самушкина Е. В. Этноисторические концепции символьной элиты Республики Хака-сия (конец XX – начало XXI в.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46Сизинцева Л. И. Образ места как элемент туристско-рекреационного потенциала региона 50Стрелова О. Ю. Образы – мифы – фальсификации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 54 ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ И ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ПРОШЛОГО РОССИИ, ЕЕ РЕГИОНОВ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58Баяндин В. И. Периодические издания дореволюционной России как источник по ис-тории российских армии и флота (вторая половина XIX – начало XX в.) . . . . . . . . . 58Болонкина Е. В. Исследование особенностей социально-экономического развития Ени-сейской губернии во второй четверти XIX в. в отечественной историографии (XIX в. – 1980-е гг.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61Вепренцева Т. А. Ранние методы описания истории края и их современная значимость (на примере исследований Н. Е. Северного – первого историографа Тульского края) 67Ветров И. И. Принятие христианства славянами как основание противопоставления России и Польши (на примере исторической концепции Йоахима Лелевеля) . . . . . . 69Ермолаев М. С. Современная историография торговой деятельности городов Западной Сибири середины XIX – начала XX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 72Карнаухов Д. В. Проблема летописных источников хроники Мачея Стрыйковского в отечественной и польской историографии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74Коновалов С. С. Земство на Урале в отечественной дореволюционной либерально-народнической историографии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77Красильникова Е. И. Российская некрополистика и первый «Новосибирский некро-поль» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 80Прокопьева И. В. Личные источники: теоретический аспект изучения . . . . . . . . . . . 86Ромащенко Л. И. Пётр Калнышевский в историографии и художественной литературе 88Серых А. А. Вопросы национальной идентичности в лекционных курсах русских исто-риков конца XIX – начала ХХ в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91Спесивцева В. А. Источники ренессансной хроники Мачея Стрыйковского (раздел пер-вый первой книги) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 93Скопа В. А. Взаимосвязь статистической науки и практики в системе статистических уч-реждений Западной Сибири в XIX – начале XX в.: теоретико-методологический анализ 96

3

Умбрашко К. Б. Методологические и источниковедческие «штудии» русских истори-ков первой половины XIХ в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99Шипилов И. А. Работы представителей вспомогательного персонала академических экспедиций 40–70-х гг. XVIII в. как источник по истории изучения Сибири . . . . . . . 104Шостакович Б. С. Образ Сибири и ее населения на рубеже XIX–XX столетий в освеще-нии польского наблюдателя-аналитика, политссыльного ксендза Яна Хыличковского 106 СИМВОЛЫ И МЕСТА ПАМЯТИ, ОБРАЗЫ ПРОШЛОГО РОССИИ И ЕЕ РЕГИОНОВ, ИХ РОЛЬ В КОНСТРУИРОВАНИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ И РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111Адоньева И. Г. Правосознание городского населения Западной Сибири второй полови-ны XIX – начала XX в.: постановка проблемы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111Архипов Б. В. Кинообразы и общероссийская идентичность: от «Александра Невского» к «Александру. Невская битва» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114Блинова О. В. Социокультурный облик учительства в газетной прессе Западной Сиби-ри конца XIX – начала ХХ в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 116Бурик Н. М. Образ священника в дореволюционной прессе Алтая . . . . . . . . . . . . . . 119Васильева Е. Б. Персонифицированные символы движения декабристов и проблема поиска национальной идентичности во второй половине XIX в. (опыт анализа двух биографий) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121Власюк О. А. Образ Кавказа в представлениях русских историков второй половины XIX в. 123Вольф С. П. «Места памяти» декабристов в источниках личного происхождения . . . 126Воропаева Т. В. Репрезентации пространства Восточной Пруссии в путевых заметках русских путешественников первой половины XIX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129Давыдов М. Е. Образ СССР в современной западной историографии «холодной войны» 131Дружинина Ю. В. Образ сельского учительства Западной Сибири начала ХХ в. в про-изведениях сибирских писателей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133Замятин Л. П. Визуальный образ города Новосибирска в фотографиях 1945–1992 гг. 137Зарипова Д. М. Образ советского ребенка в журнале «Мурзилка» (1946–1953 гг.) . . . 141Качалова М. С. Образ России в журнальной периодике ФРГ (1980–2000-е гг.) . . . . . 144Кикахина Е. А. Польское восстание 1863 г. как «место памяти» в мемуарах Э. К. Пиме-новой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146Кимеев В. М., Терентьев В. И. Образы притомских острогов в культурно-историческом сознании современного населения Кемеровской области . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148Кобелева Е. А. Образы «красных» и «белых» политических деятелей в сознании студентов 150Коршунков В. А. «Дорога – Сибирь!» Образ Сибири и сибирские дороги в XIX в. . . . 153Котович Л. В. «Мы стоим на пороге своего культурно-экономического развития». Об-раз деревни будущего в журнале «Сибирская деревня» (1912–1917 гг.) . . . . . . . . . . 158Кузнецова Т. А. Репрезентации Сибири на страницах периодических изданий Русского Географического общества во второй половине XIX – начале XX в.: тематические приоритеты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 161Остапенко С. Н. Форма кубанского казака как фактор формирования исторического сознания у современников . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 166Палишева Н. В. Образ русской революции 1917 г. в глазах индийских революционеров 168Панченко Н. Г. Испания как «другая» Россия в «Письмах об Испании» В. П. Боткина 171Родигина Н. Н. Кто конструировал образ Сибири? Авторский корпус публикаций о регионе в русской журнальной прессе второй половины XIX – начала ХХ в. . . . . . . 173Сабурова Т. А. Образ Александра I и формирование идентичности русского общества первой половины XIX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 178Сергеев В. В. Образ Азиатской России в журнале «Нива» на рубеже XIX–XX вв.: под-ходы к изучению . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 183Тимофеева Ю. В. Образ сибирского читателя-крестьянина конца XIX – начала XX в. (по данным об уровне грамотности сельского населения) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 185Чиканова Н. А. Образ Николая II в учебной литературе как отражение исторической памяти потомков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

187

4

Шиловский М. В. Образ Г. Н. Потанина в конструировании сибирской региональной идентичности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 190 ЯВЛЕНИЯ, СОБЫТИЯ, ЛЮДИ, ПРЕДОПРЕДЕЛИВШИЕ СОДЕРЖАНИЕ ОБРАЗОВ РОССИЙСКОЙ И РЕГИОНАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ . . . . . . . . . 193Александрова Е. А. Строительство переселенческих дорог в Томской губернии начала XX в. 193Багдасарян А. О. Первая мировая война в военной биографии генерала Н. В. Рузского 196Глушков С. Е. Здоровье и заболеваемость: факторы влияния на демографическую си-туацию в Западной Сибири конца имперского периода (к постановке проблемы) . . . 199Давыденко Н. А. Человек, ученый, патриот. Штрихи к портрету томского правительст-венного агронома И. К. Окулича . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203Зверев В. А. Начальный этап второго демографического перехода в Сибири: опыт мо-делирования вариантов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 207Караваева Е. В. Деятельность православного духовенства Томской епархии по устрой-ству деревенских яслей-приютов летом 1915 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 212Катионов О. Н. Н. А. Радищев и А. П. Чехов – путники Сибири . . . . . . . . . . . . . . . 217Кротт И. И. «Чужаки» в сельском сообществе. К вопросу о причинах земельных за-хватов в годы революции и Гражданской войны в Сибири . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222Любимова Г. В. Культ местных святынь в контексте событий локальной истории. Па-радоксы народной исторической памяти сельского населения Сибири . . . . . . . . . . . 227Матханова Н. П. Книга и чтение в воспоминаниях о детстве (на материалах сибирской мемуаристики XIX в.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 231Овчинников А. А. Имя на карте Купинского района . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 234Пономарёва Е. С. Театр в повседневной жизни сибирского горожанина (на примере Омска 1920–1930-х гг.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 236Рудакова И. Ф. Судьба спецпереселенческой семьи Третьяковых . . . . . . . . . . . . . . 238Хламова А. М. «Штрафная колонизация Сибири». Высшая администрация Российской империи второй половины XIX в. о колонизационном потенциале уголовной ссылки 241Ляшевская Н. В. Московский университет как «место памяти» русского общества кон-ца XIX – начала XX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 243 ОБРАЗЫ РОССИИ, ЕЕ РЕГИОНОВ В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОЙ ШКОЛЫ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246Аристов Ю. С. Образ Сибири: проблемы формирования регионального компонента при введении новых образовательных стандартов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246Байтуганов В. И. Школа русской традиционной культуры «Васюганье» – системная модель этнического образования и воспитания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249Бехтенова Е. Ф. Методические пути создания мотивационной основы познавательной деятельности школьников на уроках истории . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 253Богданова О. И. Содержание создаваемого на уроках истории образа Петра I – вы-дающегося труженика . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 257Бунина Н. О. Исторические образы России. Методика изучения духовной жизни рус-ского народа в курсе истории Отечества в 10 классе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259Горностаева Е. Е. Потенциал школьной учебной литературы в процессе культурного самоопределения личности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 263Ивайкина И. П. Проект модели саморазвития гимназиста-старшеклассника в конкрет-ной учебной деятельности на уроках истории . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265Ковешникова О. Т. Гражданское самоопределение личности в образовательном про-странстве современного общества . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 268Крутова И. В. Школьные курсы истории и обществознания – средство формирования отношения старшеклассников к толерантности как социально значимой ценности . . 270Кузнецова Ф. С. Образы Сибири и ее народов в школьном курсе истории . . . . . . . . 274Лазукова Н. Н., Ван Цзяцзы, Ли Наньнань. Изучение истории России в школах Китая 278Лейбова Е. К. Исторический анализ произведений художественной литературы: типо-логия познавательных заданий для студентов неисторических факультетов . . . . . . . 282

5

Мацефук Е. А. Этические смысловые конструкты как средство создания образов про-шлого в обучении истории . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 288Мацкайлова О. А. Технологические основы гуманитарно-ориентированного обучения в системе среднего профессионального образования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 291Пирожков Г. П. О культуролого-краеведческой подготовке специалиста на основе пе-дагогической программы-компендиума «История и культура Тамбовского края» . . . 295Садовникова О. В. История России в школьных учебных программах Белоруссии . . . 298Самоходкина Т. В. Аспектные ценностные проблемы как средство реализации целей урока истории . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 301Соловьёв В. Д. История России в школьных учебниках Сербии . . . . . . . . . . . . . . . . 304Спирин А. П. Компьютерные технологии как профессиональная ценность учителя истории 306Трунова Т. А. Возможности использования региональной истории в методической под-готовке будущих учителей в свете рекомендаций Совета Европы (из опыта работы) 308Хлытина О. М. «История вокруг». Варианты организации изучения прошлого на осно-ве источников, хранящихся в семье школьника . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311Чернуха О. А. Профильное образование в современной России: состояние и проблемы 315Красняков Н. И., Сейит Сертчелик. Форма российского государства и геополитиче-ские условия как факторы влияния на присоединение Кавказа во второй половине XVIII – начале XIX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318 ОБРАЗЫ ВОЕННОЙ И ПОСЛЕВОЕННОЙ СИБИРИ В МЕМУАРАХ ВЕТЕРАНОВ (НОВЫЕ ЗАПИСИ СТУДЕНТОВ-ИСТОРИКОВ) . . . . . . . . . . . 324Власенко Т. П. «Меня господь благословил». Эпизоды жизни с верой при советской власти (из воспоминаний Е. Д. Власенко) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 324Клименко Л. Г. «Работали, как быки». И жизнь, и слезы, и любовь А. С. Баженовой 327Кравченко Д. В. Судьба немецкой семьи по рассказам бабушки Гильды . . . . . . . . . . 330Макаров М. Н. «Правда – она всегда побеждает». Рассказывает В. М. Наделяева . . . 331Минина С. Ю. «Каждую крошку – на всех». В. П. Минин о жизненных испытаниях во-енных лет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 333Пивченко И. В. «Больше вспоминается тяжелого». Л. А. Пивченко о военных годах в Сибири . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 337Рехтина Т. Е. Из гитлеровского лагеря в сталинский: судьба моего прадеда на фоне эпохи 339Сырохватова Ю. А. «Как сейчас помню…». С. П. Сырохватова о детстве в родном Но-восибирске . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 341Барышникова Е. А. «Немцев высылать – неужели правда?» Из воспоминаний М. С. Мирук 344Сычёва А. А. «Хорошо было, весело!» Воспоминания Г. П. Почтарь о счастливой мо-лодости . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 346Тарасенко О. А. «Бытует такое поверье…». Печальные воспоминания П. С. Кошеутовой 348Трампольцева О. Г. «Живу одними воспоминаниями». Трагическая судьба М. С. Маловой 351Франк А. В. «Жизнь своим чередом». Воспоминания А. К. Глущенко о деревенской повседневности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 355

6

ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ КУЛЬТУРНО-ГЕОГРАФИЧЕСКИХ И ИСТОРИЧЕСКИХ

ОБРАЗОВ

УДК 030(Т2-41)(Т2-73) + 1

Л. В. Белгородская Сибирский федеральный университет (Красноярск)

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ ИМИДЖЕНОЛОГИИ В условиях формирования открытого информационного пространства политическая и на-

учная коммуникация осуществляется посредством доступных массовому сознанию символов и форм, которые становятся инструментами конструирования национальных и цивилизационных идентичностей. Можно констатировать, что, с одной стороны, образы и имиджи государства, страны, народа устойчивы и ожидаем, с другой – изменчивы и причудливы. Образ России в наше время волнует миллионы людей – самих россиян, иностранцев, изучающих страну, мало-знакомых с ней людей. В последние годы образ страны на Западе претерпел существенные, в том числе и негативные, изменения. Одновременно произошло осознание идеи, что формиро-вание позитивного имиджа страны является ресурсом динамичного развития общества. В Госу-дарственной Думе РФ постоянно действует комитет по формированию положительного образа страны за рубежом. Содействие позитивному восприятию России в мире, популяризация рус-ского языка и культуры признаны важнейшей политической задачей. В стране разработана и успешно реализуется программа «Русский мир». С 2005 г. телеканал «Russia Today» круглосу-точно вещает на страны Европы, Азии, Америки.

Завершение «холодной войны» привело к расширению научных контактов и обновлению тематики исторических исследований. Проблема «Россия и внешний мир» приобрела важное научное значение в гуманитарном знании. В центре внимания исследователей оказались не только история как таковая, но и современная историческая память, факторы, рождающие ис-каженный или более адекватный образ истории в общественном сознании, стереотипы и мифо-логические представления в области истории в соотнесении с представлениями научными.

В последние годы в России получило развитие инновационное научное направление – имидженология. Происхождение названия связано с английским словом image – образ, отраже-ние, представление. Это комплексная обществоведческая дисциплина, находящаяся на стыке истории, культурологии, социологии, политологии, психологии, изучающая взаимовосприятие народами друг друга, механизмы формирования внешнеполитических стереотипов, причины смены тех или иных этнических характеристик, особенности восприятия образов стран. В про-цессе становления находится терминология нового направления1. Автор разделяет позицию тех ученых (И. С. Семененко, В. В. Лапкин, В. И. Пантин), которые полагают, что образ – это ин-формационная модель, опосредующая представления о стране и ее гражданах через доступные обыденному сознанию понятия и суждения. Имидж есть только элемент образа, это знаковая модель с заранее заданными характеристиками, результат сознательного использования техно-логий манипуляции сознанием. В структуре исторического образа важно вычленять устойчи-вые структуры и динамическую составляющую. Восприятие страны за ее пределами часто не соответствует реальному положению дел, внешний образ чаще всего не похож на внутренний. Взгляды зарубежных наблюдателей обладают особой зоркостью, они чаще фиксируют внима-ние на том, на что зачастую не обращают внимания соотечественники. Иностранцы в своих вы-

7

сказываниях не связаны с цензурой, традициями и внутренними стереотипами страны – объек-та анализа. Отраженный взгляд на историю страны позволяет лучше увидеть самое главное в ее истории, оценить своеобразие родной культуры. На пересечении разных дискурсов, на грани-цах культур, в процессе незавершенного диалога проявляются такие значения исторического процесса, которые, вероятно, не могут быть выявлены в ином контексте. Стереотипы взаимо-восприятия часто отражают проблемы того общества, к которому принадлежит наблюдатель, и эти проблемы их он отчасти переносит на описываемый объект.

М. М. Бахтин называл ситуацию, при которой субъект – историк, творец научной формы – находится за границами изучаемой системы, вненаходимостью. Именно нахождение вне опи-сываемого мира позволяет увидеть то, что принципиально невозможно, если находишься внут-ри изучаемого объекта. Восприятие во временной и пространственной вненаходимости отече-ственной истории может считаться не недостатком, а неоспоримым достоинством англо-американской историографии, открывающим новые грани объекта исследования. Многие со-временные исследователи подчеркивают, что стереотипы взаимовосприятия чаще отражают проблемы того общества, к которому принадлежит автор публикации, и эти проблемы он от-части переносит на описываемый объект. В этом смысле образ России предстает в качестве зеркала Запада. В любом случае изучение «взгляда со стороны» во многих отношениях плодо-творно для российских ученых.

В настоящее время идет активная работа над межотделенческим проектом Российской ака-демии наук, посвященным изучению истории взаимовосприятия России и Запада в XIX–XX вв. В Институте российской истории РАН с 1992 г. работает группа по исследованию междуна-родных связей России, объединившая усилия многих обществоведов из столичных и регио-нальных научных центров. Прошли десятки конференций, опубликовано несколько моногра-фий, вышли в свет сотни статей. Институт российской истории выпустил несколько сборников под названием «Россия и внешний мир», в которых на богатом историческом и этнолингвисти-ческом материале раскрыты, во-первых, вопросы формирования представлений иностранцев о России и русских, во-вторых, показана смена представлений русских людей о зарубежье, в-третьих, проанализированы технологии управления общественным сознанием и механизмы формирования внешнеполитических стереотипов2. В условиях глобализации и формирования общего культурного пространства, выработки научного, информационного, образовательного единства обращение отечественной исторической науки к зарубежному россиеведению (в его различных образах) актуально и познавательно. Встает вопрос о профессиональной сопостави-мости научного опыта, единстве терминологии мировой исторической науки, совместимости научного мышления, историографического поля и в целом о перспективах научного и культур-ного диалога. Возникает необходимость преодоления сложившейся оппозиции «мы – они» в научном, психологическом и культурном плане. Перед отечественными специалистами встает целый комплекс проблем, связанный с определением сути образа России, сформированным за-рубежным россиеведением3.

Мы поддерживаем предложение А. С. Сенявского и Е. С. Сенявской о введении в научной оборот новых структурных элементов анализа взаимопознания народов – имагем4. Авторы изу-чили глубоко имагему «образ врага». Анализу должны подвергнуться имагемы «образ союзни-ка», «образ партнера» и др. Одной из характерных тенденций развития общественных наук в новейшее время следует признать заметное расширение спектра исследований, постановку но-вых проблем и стремление к обновлению методологического инструментария. Важной особен-ностью стал системный подход к объекту исследования, когда междисциплинарные методы приобретают особое значение. Полидисциплинарный подход предполагает поворот историков к психологии, лингвистике, этнологии. Обогащаются методы работы с источниками, исследо-ватели активно работают с текстом, из них выделяется необходимая информация. Лингвисти-ческий поворот в современном обществознании ориентирует исследователей на расшифровку языков чужой культуры, ее собственных понятий. Историческая наука мыслит себя как антро-пологически ориентированная история, в центре которой находится человек, который особым образом воспринимает и описывает окружающий мир. Проблемы «отраженной действительно-сти», исторических образов страны, народа, науки волнуют представителей многих гуманитар-ных дисциплин5.

Изучение «взгляда со стороны» во многих отношениях плодотворно для ученых – для изу-чения объективного исторического прошлого и для постижения современных тенденций разви-

8

тия. Информация в отечественных изданиях часто бывает неосознанно искажена этническими стереотипными представлениями, имеющими в основном архаичные корни. Как правильно, на наш взгляд, отмечают многие историки, стереотипы отражают проблемы того общества, к ко-торому принадлежит автор публикации, и эти проблемы он отчасти переносит на описываемый объект. «Расшифровка» текстов, вышедших из-под пера иностранных авторов, – дело сложное и требует использования разных методов ряда гуманитарных наук. В Санкт-Петербурге упешно работает Международная ассоциация исторической психологии под руководством С. Н. Полто-рака. Свою цель ассоциация видит в объединении усилий ученых, специализирующихся в этой сфере. Под ее эгидой состоялись десятки конференций. В их числе – «Россия, Запад и Восток: история взаимоотношений», «“Наши” и “Чужие” в российском историческом сознании» (2001 г.), «“Я” и “Мы”: история, психология, перспективы» (2002), «Историческая психология, психои-стория, социальная психология: общее и различия» (2004), «Историческая память как социо-культурное явление» (2005 г.). В изданных материалах содержится информация о месте зару-бежной научно-популярной литературы в познании прошлого6.

Историк Е. В. Лаптева показала в монографии и докторской диссертации технологии транс-ляции многокомпонентного образа России, влияние научно-популярной литературы на массо-вое историческое сознание граждан США. Автор проанализировала процесс трансформации образа на основе теоретических, методологических, психологических и тематических измене-ний, произошедших в исторической литературе конца XX в. Можно согласиться с историком в том, что образ России на Западе складывался под влиянием двух видов психологических сте-реотипов восприятия нашей страны: стереотипов обыденного сознания и стереотипов научного знания. На наш взгляд, приведенная типология научных стереотипов общественного сознания аргументирована недостаточно строго7. Выделенные автором стереотипы общественного соз-нания не учитывают всего многообразия представлений о российском прошлом. Несколько ме-ханистичной выглядит попытка отстоять идею наличия в американском россиеведении семи основных стереотипов восприятия прошлого страны и пяти дополнительных, а также четырех стереотипных убеждений. Последние отличают меньшая, по сравнению со стереотипом, повто-ряемость и краткий срок существования8. На наш взгляд, стеретипных представлений о про-шлом России гораздо больше, их сложно разделить на основные и дополнительные.

Кроме Москвы и Санкт-Петербурга, исследования по имидженологии в настоящее время успешно ведутся в Волгограде, Красноярске, Новосибирске, Перми, Самаре, Саратове, Томске9.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 В литературе нет единства в обозначении дисциплины. Используются термины имэджинология, имид-женология, имагология. 2 См.: Голубев А. В. Россия и мир глазами друг друга: из опыта изучения проблемы // Труды Института российской истории. М., 2008. Вып. 8. С. 400–410. 3 Лаптева Е. В. Американское россиеведение 1970–2000-х гг.: характерные черты социокультурных ис-следований: дис. … д-ра ист. наук. Тюмень, 2005. С. 7. 4 Сенявский А. С., Сенявская Е. С. Историческая имагология и проблема формирования «образа врага» (на материалах российской истории XX в.) // Вестник РУДН. Сер. История. 2006. № 2 (6). С. 54–72. 5 См.: Корзун В. П. Образы исторической науки в отечественной историографии рубежа XIX–XX вв.: автореф. дис. … д-ра ист. наук. Екатеринбург, 2002. 6 См.: «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. СПб., 2001; «Я и Мы»: история, психо-логия, перспективы. СПб., 2002. 7 Лаптева Е. В. Указ. соч. С. 265. 8 Там же. С. 278–279. 9 См.: Американская русистика: вехи историографии последних лет: антология / сост. М. Дэвид-Фокс. Самара, 2000; Могильницкий Б. Г. История исторической мысли: курс лекций. Томск, 2003. Вып. 2.

____________

9

УДК 94(47)

Н. В. Боброва Пермский государственный педагогический университет

ИСТОРИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ КАК МЕТОД ФОРМИРОВАНИЯ ОБРАЗОВ ПРОШЛОГО НАШЕЙ СТРАНЫ

Одним из широко востребованных в последнее время методов формирования историческо-

го сознания в ходе изучения отечественной истории является познание истории через личность, главным образом ее биографию. В студенческой аудитории пользуются успехом спецкурсы «Личность в истории ХХ в.», «От Рюриковичей к Романовым», «Полководцы России» и т. п. Кроме этого, значительное место в канве лекций по отечественной истории отводится роли ис-торической личности. «В истории человечества встречаются такие личности, которые, некогда появившись, проходят затем через века, через тысячелетия, через всю доступную нашему умст-венному взору смену эпох и поколений. Такие люди поистине “вечные спутники” человечест-ва… Речь может идти о политических и государственных деятелях, о представителях науки, культуры, искусства. В этом смысле нет никаких ограничений, никаких условий. Вернее, усло-вие лишь одно: ощутимый вклад, внесенный в развитие человеческого общества, его матери-ального и духовного бытия»1.

Историческая личность всегда была притягательной для изучения. Однако формационный подход к истории имел свои ограничения, предъявляя к историческому деятелю следующие требования: он должен был проникнуть в глубину объективных исторических законов, своей активной деятельностью выражать насущные потребности эпохи, интересы и надежды передо-вых общественных сил, уметь связать свою деятельность с деятельностью больших масс лю-дей. Следствие такого подхода – исключение из поля зрения историка-марксиста тех историче-ских персонажей, которые не «вписывались» в эти нормы. С переходом на цивилизационный подход к истории с его акцентированием внимания на человеческом факторе рамки изучения роли личности в истории значительно расширились. Исторические деятели курса отечествен-ной истории – это древнерусские князья, цари и императоры, соратники правителей и великие полководцы, советские партийные руководители, президенты, лидеры политических партий и крупные деятели науки и культуры.

Несомненно, исторические деятели – это во многом символы эпохи. Во главе всех сколько-нибудь значительных событий стояли те или иные исторические деятели, талантливые или без-дарные, выдающиеся или посредственные, прогрессивные или реакционные. Эти люди имели разные характеры, были волевыми или слабовольными, дальновидными либо близорукими. Эти исторические деятели оказывали большее или меньшее влияние на ход, а иногда и исход событий. Биографии этих персоналий органично вплетаются в историческую канву, помогая формировать образ ушедшей эпохи.

Историческая биография активно использовалась в отечественной истории ХХ в., однако спектр ее применения в настоящее время еще более расширился. Вполне естественно, что на-ряду с беспристрастной биографической справкой в фокусе биографического исследования нынче оказывается внутренний мир человека, его эмоциональная жизнь, искания ума и духа, отношения с родными и близкими и т. п. При этом наш исторический герой выступает, с одной стороны, как субъект деятельности, с другой стороны, как объект контроля со стороны семей-но-родственной группы, формальных и неформальных сообществ. В центр внимания, как пра-вило, попадает нестандартное поведение, выходящее за пределы традиционных норм. При этом возникает необходимость ответить на ключевые вопросы: чем обуславливался выбор решений, каковы были его внутренние мотивы и обоснования, как соотносились массовые стереотипы и реальные действия исторического героя.

В последние десятилетия ХХ в. методологические поиски в области истории сосредоточи-лись в направлении микроистории, появилась «новая биографическая история». Закономерный поворот интереса историков к конкретному индивиду привел к рождению так называемой «персональной истории», основным исследовательским объектом которой является история одной жизни во всей ее уникальности и полноте2. Размышляя над проблематикой и формули-руя задачи и принципы такого рода исследований, известный историк Ю. Л. Бессмертный пи-

10

сал: «… на первом плане нашего поиска – конкретный человек, его индивидуальное поведение, его собственный выбор. Мы исследуем эти сюжеты отнюдь не только потому, что хотим знать, насколько типичны (или нетипичны) поступки этого человека, но ради понимания его как тако-вого, ибо он интересует нас сам по себе. Пусть этот человек окажется из ряда вон выходящим. И в этом случае мы признаем его заслуживающим внимания. Ведь самая его уникальность рас-кроет нечто от уникальности его времени»3.

Речь идет о концентрации внимания на частном, индивидуальном, уникальном в конкрет-ных человеческих судьбах, посредством чего выявляется активная роль действующих лиц в истории и определяется тот способ, которым исторический индивид «творит историю». «Новая биографическая история», или персональная история использует в качестве источников самые разные материалы: письма, дневники, мемуары. Лишь используя все многообразие биографий, принадлежащих и крупным историческим фигурам, и неизвестным творцам истории, можно более объективно сформировать образ исторического прошлого нашего Отечества.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Утченко С. Л. Цицерон и его время. М., 1973. С. 3. 2 Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История исторического знания. М., 2004. С. 264. 3 Бессмертный Ю. Л. Метод // Человек в мире чувств: очерки по истории частной жизни в Европе и не-которых странах Азии до начала Нового времени. М., 2000. С. 23.

____________

УДК 94(47)

Б. В. Виноградов, Д. А. Калинин Славянский-на-Кубани государственный педагогический институт

К ПРОБЛЕМЕ МИФОЛОГИЗИРОВАННЫХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ КОНСТРУКТОВ

В СОВРЕМЕННОМ НАУЧНОМ КАВКАЗОВЕДЕНИИ Невозможно что-либо изменить в прошлом, которое, по сути, и является нашей общей ис-

торией. Однако между не зависящей от наших пожеланий историей и практикой историописа-ния присутствует немалая разница: последняя не исключает субъективированное, преследую-щее те или иные конкретные цели современное конструирование исторического прошлого в выгодных редакциях. Представляется, что подобное конструирование не равнозначно истори-ческой реконструкции. Тем не менее, в качестве интеллектуальных конструктов можно рас-сматривать исследование широчайшего спектра проблем зарубежной и отечественной истории. Отдельные регионы российского многонационального государства также стали объектом со-временного исторического конструирования. Не стал исключением и Северный Кавказ, вхож-дение которого в состав Российской империи, Советского Союза, постсоветской России было и остается важной составляющей складывания и исторического бытия нашей Родины.

В настоящее время исследование российско-кавказского взаимодействия в ХVI–ХIХ вв. продолжает оставаться чрезвычайно дискуссионной проблемой в научном кавказоведении. За 200 лет развития отечественной кавказоведческой историографии имели место разнообразные, порою отрицающие друг друга оценки характера и особенностей российско-горских взаимоот-ношений. Эти оценки отражали, с одной стороны, уровень развития исторической науки в тот или иной период времени, а с другой – определенную идеологическую и политическую конъ-юнктуру, присущую конкретным этапам бытия российского государства, дважды за ХХ столетие пережившего драматические и болезненные трансформации. В результате чрезвычайно неодно-значной динамики развития научного кавказоведения сегодня наличествует ситуация, когда ряд современных трактовок специфики российско-северокавказских взаимоотношений фактически

11

основывается на тех постулатах советской историографии, идеологическая обусловленность ко-торых не вызывает сомнений у беспристрастных исследователей. Вместе с тем, последние два десятилетия ознаменовались и довольно своеобразными, ранее не встречавшимися оценками как российско-горского взаимодействия, так и характера социально-экономического развития собст-венно горских этносоциальных сообществ в широком хронологическом диапазоне.

Таким образом, современная историография российско-северокавказских связей насыщена не-редко весьма тенденциозными построениями, так или иначе связанными с нынешними интересами национальных элит некоторых субъектов Российской Федерации. Последнее в полной мере предо-пределило использование некоторых сюжетов российско-горского взаимодействия – в соответст-вующей трактовке – для воздействия на общественное сознание населения региона. Представляет-ся, что сегодня в общественное сознание вживляются исторические мифы, весьма небезопасные для стабильности на Северном Кавказе и территориальной целостности Российской Федерации.

Одним из таких довольно застарелых исторических мифов является догмат о справедливой народно-освободительной борьбе горцев против колониальной экспансии царской России. «Советское» происхождение данного конструкта не вызывает сомнений. Интересно, однако, другое: если в советское время подобные упрощенные построения были призваны способство-вать обоснованию закономерности и прогрессивности революционной трансформации в нашей стране, то в «позднеперестроечный» период и постсоветские 90-е гг. они объективно (а нередко и субъективно) способствовали зарождению и развитию северокавказского сепаратизма.

На первый взгляд, в последние годы произошел отказ «национальных» историков от наиболее радикального и тенденциозного обличения «злодеяний» царских «колонизаторов». Тем не менее, последние же годы ознаменовались выходом в свет изданий, предельно и целенаправленно иска-жающих характер российско-горского взаимодействия. В наибольшей степени это относится к коллективной монографии «Земля адыгов»1 и книге И. Я. Куценко «Правда и кривда»2.

Однако дело не ограничивается несколькими насквозь тенденциозными, безосновательны-ми, антироссийскими, по сути, писаниями. В ряде значительно более взвешенных исследований явно прослеживается стремление наряду с признанием позитивного опыта российско-горского взаимодействия обвинить именно Россию и только ее в обострении отношений с местными на-родами в конце ХVIII – начале ХIХ в. И здесь, как по заказу, вновь в ход идут обвинения Рос-сии в колониальной экспансии, захвате горских земель, неуважении к местному традиционному укладу и т. п. При этом особенности самого горского традиционного уклада, в том числе в час-ти набеговой экспансии, не рассматриваются в качестве возможных причин напряженности между горцами и российскими властями. Обозначенная тенденция наиболее рельефно просле-живается в обобщающем труде «История многовекового содружества»3 и в серии монографий Ш. А. Гапурова4.

Получается, таким образом, что горские этносоциальные сообщества были во всем и всегда правыми в контексте складывания и вызревания конфликтогенного потенциала. Между тем, признание в качестве истины давней более чем сомнительной констатации, на наш взгляд, пре-дельно затемняет исследование формирования и бытия российского Северного Кавказа. Ведь тогда история многомерного, порой драматичного российско-горского «совместничества» под-меняется заданным, примитивным поиском «правых» и «виноватых» в угоду амбициям совре-менных национальных элит Северокавказского региона.

На наш взгляд, не подлежит сомнению, что специфика российско-горского взаимодействия в ХVI–ХIХ вв. в значительной степени определялась различными уровнями развития субъектов данного взаимодействия. При этом нельзя, видимо, согласиться с мыслью В. Х. Кажарова о ци-вилизационной несовместимости Северного Кавказа и России5. Ведь при таком подходе основ-ное внимание уделяется именно различиям, а не сходствам «двух миров». Там, где присутст-вуют констатации цивилизационной несовместимости, рано или поздно могут возникнуть со-ответствующие центробежные тенденции.

Тем не менее, социально-политическое устройство российского централизованного госу-дарства, вышедшего в ХVIII в. на уровень феодально-абсолютистской монархии, значительно отличалось от характера социально-политической организации горских этнополитических со-обществ, которые находились на уровне либо догосударственном, либо полугосударственном. Данное обстоятельство предопределяло объективные сложности в процессе складывания рос-сийского Северного Кавказа, так как российские власти и горские сообщества нередко по-разному воспринимали суть и смысл подданнических присяг6.

12

Как бы кому ни хотелось представить формирование российской северокавказской окраины сплошным завоеванием «царских колонизаторов», обойти факты вступления горских народов в Российское государство на протяжении ХVI – начала ХIХ в. практически невозможно. Здесь не-обходимо сразу отметить, что характер «подданства» горцев по отношению к России весьма зна-чительно отличался от внутрироссийского образца, и его дальнейшее исследование является од-ной из важнейших задач современного кавказоведения. Между тем, ряд современных кавказове-дов уже сделал для себя необходимые «открытия», оценив взаимоотношения горцев и России в ХVI – середине ХVIII в. как союзнические. Согласно с их трактовками, данное «союзничество» было впоследствии в одностороннем порядке нарушено Россией, которая приступила к колони-альной экспансии, захвату горских земель, завоеванию Северного Кавказа и т. п. Любопытно, что в советском кавказоведении подобная трактовка характера и динамики развития российско-северокавказских взаимоотношений не представлялась в сколько-нибудь выраженном виде. Сле-довательно, она является моделью сугубо современного понимания российско-горского взаимо-действия. Обозначенная схема «от равноправного сотрудничества к колониальной экспансии России и освободительной борьбе горцев» наиболее последовательно представлена в ряде трудов кабардинских историков7, присутствует она и в монографиях Ш. А. Гапурова.

Естественно, что поиск равноправного политического союза между Россией и горскими эт-носоциальными сообществами практически невозможен без современной корректировки пред-ставлений об уровне стадиального развития последних. Следует признать, что проблематика социально-экономического и политического строя горских народов в ХVI–ХIХ вв. остается дискуссионной и требует дальнейших исследований. Однако и здесь присутствуют попытки безосновательного завышения сущностных характеристик социально-политической жизни гор-ских сообществ – применительно к Дагестану8, западным адыгам9, Кабарде10.

Признание государственного статуса всех северокавказских горских сообществ ХVIII–ХIХ вв., как нам представляется, немало затрудняет объективное исследование российско-северокавказских взаимоотношений, зато может логично привести к игнорированию исторической легитимности тех международных договоров, которые юридически оформляли пребывание народов региона в составе России (договоры 1774, 1791, 1813, 1829 гг.). А это, кроме прочего, таит в себе немалые угрозы современной стабильности в российском многонациональном государстве.

Итак, современное конструирование равноправных политических союзов горских этниче-ских сообществ с Российским государством в ХVI–ХVIII вв. органически взаимосвязано с соз-нательным завышением уровня социально-политического развития горцев. Между тем, при анализе характера российско-горского взаимодействия неизбежно возникают вопросы, которые ставят под большое сомнение концепцию «политических союзов». Так, принятие горцами при-сяг на подданство России немало отличается от практики заключения межгосударственных во-енно-политических союзов. Тем более, не может свидетельствовать о равноправном политиче-ском партнерстве взятие от горских народов заложников-аманатов. Не в пользу «союзниче-ской» интерпретации и то, что та же Кабарда в ХVIII в. рассматривалась Россией и Османской империей не как субъект, а как объект соответствующих международных соглашений. Это явно просматривается, например, в VI статье Белградского трактата 1739 г., где провозглашается нейтралитет Кабарды по отношению к Турции и России11.

Конечно, не разделяя точку зрения о равноправных военно-политических союзах горцев с Россией, трудно на одном отрицании дать оценку характеру российско-горских взаимоотно-шений в ХVI–ХVIII вв. Ведь, как уже отмечалось, применяемый термин «подданство» дейст-вительно отличался определенной условностью. В данной связи представляется интересной интерпретация характера российско-кабардинских взаимоотношений К. Ф. Дзамиховым, ко-торый, в частности, замечает, что по договору 1557 г. сохранялся суверенитет Кабарды, так как договор имел покровительственный характер и не укладывался в обычный порядок сюзе-ренитета, принятого на Востоке. Автор утверждает, что договор был наделен атрибутами вас-салитета, но одновременно акцентирует внимание на том, что в нем отражались взаимные права и обязанности сторон12. В этом Дзамихов усматривает черты именно «союзных» отно-шений между Россией и Кабардой по договору 1557 г., который трактуется как «междуна-родный договор». Между тем, автор упоминает о «клятвенной присяге» кабардинского по-сольства и о «жалованной грамоте» ему от российской стороны13. На наш взгляд, это не мо-жет не свидетельствовать о наличии градации на «старших» и «младших» в российско-кабардинских отношениях того времени.

13

К. Ф. Дзамихов утверждает, что характер российско-кабардинских взаимоотношений прин-ципиально отличался от сюзеренно-вассальных14. Здесь, исходя из контекста, напрашивается термин «вассально-союзнические» отношения, который все же выглядит более адекватным реалиям, чем утверждение равноправного военно-политического союза.

Таким образом, использование для обозначения характера российско-горского взаимодей-ствия в ХVI–ХVIII вв. таких терминов, как «вассально-союзнические отношения», «договорное подданство», «покровительство» более пригодно при исследовании российско-горских отно-шений, чем словосочетания типа «равноправный военно-политический союз».

Как уже отмечалось, ряд современных кавказоведов связывает одностороннее нарушение Рос-сией «союзнических» отношений с горцами с началом их освободительной б